Восстание парижан установило в столице автономный политический режим на три месяца. Взгляд на этот эпизод с актерами того времени.
Хаос во Франции
После поражения при Седане 2 сентября 1870 года император Наполеон III находился в плену.
4 сентября в стране, оккупированной прусской армией, была провозглашена Третья республика.
С 17 сентября Париж находился в осаде в течение четырех месяцев.
Правительство Национальной обороны во главе с Жюлем Трошю капитулировало 28 января 1871 года.
Облегчение для одних, невыносимое отречение для других, в частности, для почти 40 000 членов Национальной гвардии, пригодных к бою. Эти парижане были вооружены винтовками и, прежде всего, 400 пушками, оплаченными за счет их подписки. Эта артиллерия должна была использоваться для отпора пруссакам…
Париж против Франции
22 января 1871 года, в полдень. В знак протеста против слухов о капитуляции правительства, батальон из тысячи вооруженных национальных гвардейцев прошел маршем к Отелю де Виль. Заместитель мэра Парижа Гюстав Шоди приказал разогнать демонстрацию.
Парижанин Адольф Мишель: «Откуда прозвучал первый выстрел? Мы не знаем, но почти тридцать человек были убиты или ранены […]. Некоторые национальные гвардейцы убегали с криками «К оружию, наших братьев убивают«. Во всех округах бьют в набат. Париж приобретает зловещий вид«.
28 января. Нестор Руссо, солдат маршевого батальона: «У всех добропорядочных граждан на лбу выступила краснота. Каждый с отчаянием видел бесчестье капитуляции Парижа«.
Подписание перемирия между Францией и теперь уже Германской империей, в значительной степени образованной из Пруссии, провозглашенное 18 января.
8 февраля. На выборах в законодательное собрание провинции — в отличие от Парижа — массово голосуют за монархистов, выступающих за мир с Германией, и составляют большинство. Консервативный республиканец Адольф Тьер становится главой исполнительной власти Французской республики девять дней спустя.
28 февраля. Нестор Руссо: «Большое количество высококалиберных пушек находилось в районе, который хотел занять противник. Народ поверил в измену, он думал, что кто-то хочет передать эти пушки врагу: «Давайте снимем их, давайте приведем их на Монмартр, мы будем их защищать«.
3 марта. Две тысячи делегатов национальной гвардии организовались в Республиканскую федерацию (откуда и название федератов). Центральный комитет национальной гвардии создает себя как автономную политическую власть, противостоящую республиканской власти.
6 марта. Национальное собрание приняло решение об отмене жалования Национальной гвардии и немедленной выплате ренты, причитающейся за время осады.
Газета «Le Père Duchêne» Максима Вийома: «Чем мы будем оплачивать условия? Мы не будем их оплачивать. Собственность будет делать все, что ей заблагорассудится: нельзя ломать существование 1,9 миллиона человек«.
18 марта. Тьер поручил Жозефу Винуа, главнокомандующему армией Парижа, вернуть пушки национальной гвардии.
6 часов, на Монмартре. Бригадир Леконт выстрелил в Турпена, часового, охранявшего пушки. Луиза Мишель бежала по улице Лепик с криками: «Измена, в народ стреляют, убит один из его сыновей!»
В 8 часов солдаты подкатили пушки и пошли по улице Лепик. Некоторые женщины возражали. Леконт приказал: «Заряжайте штыком!» Фредерик Вердагер, член 88-го маршевого батальона, вышел из рядов и прокричал: «Штык в воздух!» Солдаты братались с народом, Леконта арестовали. В саду 18-го округа офицер был казнен своими бывшими солдатами.
Жорж Клемансо, мэр 18-го округа, прибыл на место происшествия: «Никакой крови, друзья мои, никакой крови!» Позже он написал: «Я наблюдал патологическое явление, которое можно назвать бредом крови. «Долой предателей!». Толпа бесконечно повторяла этот клич. Мне больше нечего было делать в этом месте«.
Журналист-коммунар Максим Вюйо, у виноторговца на Монмартре: «Перед дверью была остановлена одна из пушек Буттов. И эта пушка цвела, как Бог. Дюжина или около того национальных гвардейцев опустошали свои бокалы, выглядя победоносно и оскалившись. Ах, мой старик, — сказал один из них, его глаза были полны слез. Видишь ли, сегодня лучший день в моей жизни.»
17 часов. Вильнуа — Тьеру: «Наденьте шинель, дверь в Булонский лес охраняется. Ваш выход оттуда обеспечен«.
Тьер бежит в Версаль. Его войска отступают
23 часа. Центральный комитет Национальной гвардии переезжает в Отель-де-Виль. Власть переместилась. Красный флаг развевается над Отелем де Виль, Пантеоном и Нотр-Дамом.
19 марта. На стенах Парижа были вывешены плакаты, подписанные Адольфом Тьером: «Жители Парижа. Под предлогом сопротивления пруссакам, которых больше нет в ваших стенах, злонамеренные люди захватили часть города и украли у государства пушки. […] Виновные, претендующие на создание правительства, будут привлечены к ответственности. Необходимо во что бы то ни стало возродить порядок, полный, немедленный, непреложный«.
Коммуна в действии
Национальная гвардия отвоевала форты Венсенн, Шарантон, Исси, Иври, Бикетр, Монтруж и Ванв. Республиканская армия была разгромлена и насчитывала всего 22 000 трудоспособных солдат. Но Национальное собрание, изгнанное в Версаль, готовило контратаку.
19 марта. Луи Россель, полковник французской армии, в письме военному министру: «Генерал, имею честь сообщить вам, что я еду в Париж, чтобы предоставить себя в распоряжение правительственных сил, которые могут быть там сформированы. [Я без колебаний ставлю себя на сторону того, кто не подписал мир и кто не имеет в своих рядах генералов, виновных в капитуляции«.
21 марта. Антикоммунистическая демонстрация у Оперы: «Да здравствует порядок, долой комитет».
Отец Прампэн: «Не успели мы сделать и нескольких шагов в направлении улицы Мира, как раздался взрыв, похожий на звук разрываемой ткани. Поднялись крики: «Помощь, измена, убийцы! По приказу комитета они открыли огонь по толпе«.
Восемь убитых
26 марта. На муниципальных выборах процент воздержавшихся достиг 52%, многие парижане покинули столицу, особенно в богатых районах. Среди 92 избранных — художники Эдуард Мане и Гюстав Курбе, журналисты Жан-Батист Клеман и Жюль Вальес, а также многие рабочие, лавочники и служащие.
28 марта. В Отеле де Виль происходит официальное провозглашение Коммуны.
Национальный гвардеец говорит своей жене: «Видишь этого высокого бородатого мужчину с большими глазами и седеющими волосами, это Феликс Пьят, портрет которого у нас дома. А другой, с поникшими усами, Жан Батист-Клеман, ты знаешь, тот, который написал «Le Temps des cerises». Ах, с этими ребятами все получится! […] Поднимите малыша, чтобы он тоже мог видеть, ребенок. В наши дни он должен обозначить свое существование«.
Во дворце Тюильри Антуан Клод, начальник полиции: «Когда мне удалось пробраться в галерею, я узнал старые фигуры déclassés: сумасшедшие, продажные журналисты, деловые агенты, дезертиры, несостоятельные должники… Все они были свежевыбриты, все они были величественно одеты«.
Реформы парижской Коммуны
В течение тринадцати дней Коммуна принимала законы:
- реквизиция пустующего жилья,
- продление срока выплаты долгов на три года,
- запрет на ночную работу,
- свободное правосудие,
- выборы судей,
- восстановление развода,
- натурализация иностранцев, в частности бельгийцев и поляков из Национальной гвардии.
2 апреля, 6 часов. В Курбевуа 9000 версальцев атакуют 600 федератов.
Поэт Поль Верлен: «Он был позорным, этот первый пушечный выстрел. Французы против французов, за которыми шпионили фрицы, все еще ошеломленные своими незаконными победами«.
Журналистка Викторина Броше: «Мы думали, что это было недоразумение. Но когда мы увидели кареты скорой помощи (…), сомнений больше не осталось». Жан Аллеман, капрал Национальной гвардии: «Самые элементарные меры предосторожности были проигнорированы (…). Пушки, и без того немногочисленные, были выбраны произвольно, без обеспечения их исправности и необходимых боеприпасов«.
5 апреля. Парижская Коммуна публикует декрет о заложниках: «Все люди, арестованные за пособничество правительству Версаля, будут заложниками народа Парижа«.
21 апреля. Анри де Рошфор, основатель антиверсальской газеты Le mot d’ordre: «Иисус Христос родился в хлеву, единственное сокровище, которое должно быть у собора, — это тюк соломы«.
Писатель Абрахам Катюль-Мендес, в церкви Сен-Жак-дю-О-Пас: «Кто-то подходит к ступе […], берет горсть табака, который заменяет святую воду, и говорит: «Во имя Отца», он наполняет свою трубку и добавляет: «Сына», зажигает ее и завершает словами: «Святого Духа!»
Во время Коммуны было арестовано 128 священнослужителей, 24 были казнены.
9 мая. Луи Россель, делегат Коммуны по вопросам войны, подает в отставку: «Я ухожу и имею честь просить у вас камеру в Мазасе (парижская тюрьма, прим. Редактора)«.
Перед казнью версальцами в ноябре он напишет: «Я искал патриотов, а нашел людей, которые скорее сдали бы крепости пруссакам, чем подчинились Собранию. Я искал равенства, а нашел сложную иерархию федерации, феодальность невежественных государственных служащих, в руках которых находились все живые силы Парижа«.
14 мая. Коммуна предлагает отдать 74 заложника в обмен на освобождение социалиста-коммунара Бланки. Адольф Тьерс отказался.
Его секретарь Бартелеми Сент-Илер: «Заложники! Заложники, как жаль их!»
19 мая. Жюль и Эдмон де Гонкуры: «Набережная и главные улицы, ведущие к Отелю де Виль, перекрыты баррикадами, впереди — кордоны национальных гвардейцев. […] В любой момент мы видим их, их кепи, выходящих из полуоткрытых дверей магазинов виноторговцев«.
20 мая. Канцлер Бисмарк — французскому правительству: «Можем ли мы со сложенными руками наблюдать за свержением общественных памятников, уничтожением частной собственности? На следующий день ответ немецкому канцлеру от Жюля Фавра, министра иностранных дел: «Пусть господин де Бисмарк будет спокоен. Я прошу его, во имя порядка, позволить нам самим осуществить подавление антиобщественного бандитизма, который на несколько дней обосновался в Париже«.
Кровавая неделя
Военный баланс сил критический, 40 000 коммунаров — максимум — против 120 000 дисциплинированных версальских солдат, готовых к вторжению в столицу. Через несколько дней Парижская Коммуна будет разгромлена.
21 мая, 15.00. Жюль Дюкатель, смотритель Понт и Шоссе и осведомитель версальцев, предупреждает осаждающих: «Париж ваш, если вы хотите его взять. Все брошено«.
Версальцы входят в город без боя через Порт де Сен-Клу.
22 мая. Военный делегат от Коммуны Шарль Делеклюз обращается к парижанам: «Дорогу людям, бойцам с оружием в руках! К оружию, граждане, к оружию!»
23 мая. Эдмон и Жюль де Гонкур в своем журнале: «Сопротивление на баррикаде Друо очень долгое. Стрельба не прекращается. […] Наконец, два или три последних выстрела; и почти сразу же мы видим, как бежит последняя группа защитников баррикады, четыре или пять молодых парней лет четырнадцати«.
25 мая. Коммунары устраивают «стратегические пожары», надеясь помешать продвижению версальских войск (Hôtel de ville, Palais des Tuileries, Conseil d’Etat, Grenier d’abondance и т.д.).
Площадь Каррузель, журналист Альфред де ла Геронньер: «Руины дворца Тюильри предстают во всем своем ужасе: трубы дымоходов возвышаются, как траурные пирамиды».
26 мая, 18.00. Улица Гаксо. Эжен Варлен, избранный член Коммуны, пытается противостоять толпе, которая хочет казнить заложников: «Докажите, что вы не убийцы». Толпа отвечает: «Иди, адвокат, эти люди принадлежат к народному правосудию«.
19-летняя девушка вышла вперед с оружием в руках и в упор сожгла мозги двум жандармам.
27 мая, раннее утро. На кладбище Пер-Лашез журналист Проспер-Оливье Лиссагарэ: «Федералы, укрывшись за могилами, борются за убежище… В склепах происходят поножовщины. Темнота не мешает отчаянию«.
В тот день 147 коммунаров были расстреляны на стене кладбища. Она станет «стеной Федер».
28 мая, 14.00. На углу улицы де Туртиль и улицы Рампонно падает последняя баррикада. Версальские войска арестовали и расстреляли всех подозреваемых, которых нашли.
Чего хотели коммунары?
В своей Декларации к французскому народу от 20 апреля 1871 года Совет Коммуны провозгласил «конец старого правительственного и клерикального мира, милитаризма и функционализма, эксплуатации, ажиотажа (спекуляции), монополий, привилегий. Организованное в коллегиальные комиссии (юстиции, труда, образования…), это правительство сначала проголосовало за крайний срок погашения долгов, мораторий на арендную плату, реквизицию брошенных квартир…»
Коммуна выступала за социалистические идеи, но не оспаривала частную собственность. Она запретила ночную работу, ввела равную оплату для мужчин и женщин в сфере образования и продвигала прямую демократию.
Но за 72 дня Коммуна едва успела применить эти меры. Два ее закона будут приняты спустя десятилетия Третьей республикой:
- об отделении церкви от государства
- и о бесплатном светском образовании для девочек и мальчиков.
Тысячи жертв и политический вопрос
Число жертв «кровавой недели» составило от 10 000 до 20 000 человек среди коммунаров и 900 человек среди версальцев.
С 7 августа 1871 года военные советы судили 47 000 коммунаров, 10 000 были осуждены, в том числе 4 600 — к депортации в Новую Каледонию. От 5 000 до 6 000 коммунаров, осужденных заочно или скрытых, отправились в изгнание.
В 1879 и 1880 годах, во имя национального примирения, двумя законами была объявлена амнистия для всех осужденных. В 2016 году Национальное собрание реабилитировало коммунаров, ставших жертвами репрессий.
Рекомендуем также:
