Марш, также известный как Октябрьский марш или Октябрьские дни, стал определяющим моментом в первые месяцы Французской революции (1789-1799). 5 октября 1789 года толпы парижских рыночных женщин пошли на Версаль, требуя реформ. Они осадили дворец и заставили короля Франции Людовика XVI (1774-1792) вернуться с ними в Париж.
Марш, начавшийся на рынках Парижа как реакция на нехватку продовольствия и антиреволюционные действия солдат короля, лишил короля большей части его оставшейся независимости и власти. Это событие имело большое значение, поскольку оно нанесло смертельный удар по системе абсолютной монархии во Франции, позже названной «старым режимом», и положило начало недолгому периоду конституционной монархии во Франции.
Смертельные горнила монархии
На исходе лета 1789 года Античный режим во Франции был на последнем издыхании. С поразительной быстротой Третье сословие (простолюдины) отвоевало власть у короля Людовика XVI, сформировав Национальное собрание из Генеральных эстетов 1789 года с целью принятия новой конституции Франции. С тех пор штурм Бастилии привел к еще большей власти в руках революционеров, которые использовали ее сначала для отмены феодализма и привилегий высших классов Августовскими декретами, а затем для признания естественных прав человека в Декларации прав человека и гражданина.
Работая над конституцией, Ассамблея продолжала демонтаж фундаментальных основ французской монархии в королевском городе Версале. То, что когда-то было абсолютистской игровой площадкой короля-солнца Людовика XIV (1643-1715), теперь стало эпицентром революции.
Хотя Людовик XVI решительно не подходил на роль абсолютного монарха, он все же был полон решимости сохранить этот институт. С этой целью он отказался дать согласие на декреты Августа и «Права человека», которые стали предметом разногласий между ним и Собранием. В то же время Людовик хотел сохранить за собой право абсолютного вето, что позволило бы ему иметь последнее слово в отношении любой политики, которую хотело принять Собрание.
Это было поддержано фракцией монархистов (monarchien) в Ассамблее, которая считала, что Франции нужен сильный король с централизованной властью.
Против этого выступали депутаты-антироялисты. Некоторые из них, например, все еще не влиятельный Максимильен Робеспьер (1758-1794), считали, что король должен подчиняться воле народа и поэтому не должен иметь права вето. Однако многие депутаты стали высказываться в поддержку третьего варианта – приостанавливающего вето, которое позволило бы королю отложить действия Ассамблеи максимум на 2 законодательных собрания или 4 года.
Главный министр Людовика, Жак Неккер (1732-1804), дал понять, что это было бы приемлемо для короля, и даже намекнул, что король ратифицирует августовские декреты. Чувствуя компромисс, 11 сентября Ассамблея проголосовала 673-325 голосами в пользу приостанавливающего вето.
Однако те, кто ожидал компромисса, ошиблись. В своем официальном выступлении по этому вопросу король, одобряя общий дух декретов, не одобрял их содержание, например, демонтаж феодализма. Многим показалось, что король, не ратифицировав документы, намерен использовать против них свое недавно утвержденное право вето. Это вызвало возмущение.
В одной из своих ранних речей Робеспьер заявил:
«Ответ короля разрушает не только любую конституцию, но даже любое национальное право иметь конституцию. Любой, кто может навязывать условия Конституции… ставит свою волю выше прав нации».
В 13 милях от Версаля город Париж также был встревожен новостями. Высокие цены на хлеб породили теории заговора о том, что дворянство намеренно морит народ голодом, доведя напряженность до точки кипения. Многие расценили реакцию короля на декреты и «Права человека» как угрозу самой Революции. В своей влиятельной газете L’Ami du Peuple журналист Жан-Поль Марат выступил против идеи вето короля, предупреждая своих читателей, что «вам нечего ждать от [аристократов], кроме рабства, нищеты и запустения».
Также рекомендуем
Ассамблея отправила своего президента Жан-Жозефа Мунье обратно к королю с просьбой пересмотреть согласие на принятие документов и увеличить поставки продовольствия в Париж. Получив эту просьбу, Людовик XVI молчал несколько дней, как бы обдумывая свою роль короля-гражданина. Затем, 23 сентября, он вызвал в Версаль королевский Фландрский полк. Он выбрал абсолютизм и этим подписал смертный приговор своей монархии.
Банкет
В отличие от того случая, когда Людовик XVI в последний раз вызывал войска в Парижский бассейн в июле предыдущего года, он не имел в виду, что Фландрский полк будет действовать как угроза. Вместо этого король, опасаясь очередного бунта, подобного бунту в Бастилии, рассчитывал, что полк укрепит оборону Версаля. Однако прибытие полка 1 октября принесло ему больше вреда, чем пользы.
Весть о банкете, устроенном королевскими телохранителями для встречи Фландрского полка, распространилась по Парижу как лесной пожар. Хотя для гарнизонной воинской части было вполне обычным делом встречать пиршеством освобождающиеся войска, происходящее в Версале было описано взволнованными журналистами, такими как Марат, как «оргия обжорства», а потребление такого большого количества пищи – оскорблением для голодающих парижан.
Именно здесь королева Мария Антуанетта (1755-1793), как предполагается, сказала «пусть едят пирожные» в ответ на голод простолюдинов, хотя нет никаких записей о том, что она вообще когда-либо говорила это.
Более вопиющим, чем обжорство, было неуважение к революции на банкете. Согласно парижским газетам, солдаты произносили многочисленные тосты за королевскую семью, становясь все более пьяными по мере того, как продолжалась ночь. В конце концов, королевские придворные начали раздавать черные и белые кокарды (черные — королеве, белые — королю).
Именно в этот момент кто-то достал трехцветную кокарду, символ революции, и бросил ее на землю, воскликнув: «Долой кокарду цветов!». Затем гости обеда принялись топтать триколор ногами, включая королеву, которая держала на плечах четырехлетнего дофина.
Эта новость стала ужасающим предзнаменованием для жителей Парижа, которые чувствовали, что их власть над революционными завоеваниями в лучшем случае непрочна. И без того недовольные высокой ценой на хлеб, новости о развратном королевском банкете оказались слишком тяжелыми. В ночь на 4 октября на одном из рынков можно было услышать речь женщины, призывавшей своих собратьев-пуассаров («рыбачек» или «базарных баб») идти на Версаль. На следующий день это намерение было реализовано.
Гнев рыночных женщин
Рано утром 5 октября молодая женщина прошла по улицам восточной части Парижа, бьющей в барабан. Постепенно к ней присоединились другие пуассарцы из разных районов, некоторые из них несли самодельное оружие – дубины и ножи. По мере того, как процессия продвигалась к Отелю де Виль, мэрии Парижа, они взяли под контроль церковь Святой Маргариты, звоня в колокола, чтобы призвать своих соотечественников к действию. К тому времени, когда они достигли здания мэрии, их было уже 7000 человек, скандировавших: «Когда у нас будет хлеб?».
Толпе противостояли подразделения Национальной гвардии под командованием майора Эрминьи. После того как его войска дали понять, что не будут препятствовать толпе разграбить отель, Эрминьи попросил подкрепления и присутствия командира Национальной гвардии Жильбера дю Мотье, маркиза де Лафайета (1757-1834). Тем временем толпа ворвалась в отель, захватив сотни единиц оружия и 2 пушки.
От поджога Отеля и линчевания его чиновников толпу отговорил только Станислас Майяр, который пообещал привести толпу к воротам Версаля, чтобы потребовать у короля хлеба. Толпа пуассарцев согласилась следовать за ним, и начала маршировать к Версалю под проливным дождем, таща за собой пушки и крича, что они идут за «прекрасным папой» королем Людовиком.
Лафайет прибыл в Отель де Виль уже после того, как толпа ушла. К тому времени среди его людей, желавших последовать за ним в Версаль, начался серьезный ропот. Многие из национальных гвардейцев ранее служили во французской гвардии и считали своим долгом защитить короля и наказать королевских гвардейцев, которые неуважительно относились к революционной кокарде.
Также рекомендуем
Лафайет нервничал, собираясь вести Национальную гвардию в Версаль:
- во-первых, он не хотел оставлять Париж без защиты,
- а во-вторых, он понимал, что вести Национальную гвардию в Версаль было бы равносильно тому, чтобы привести армию к порогу короля.
Тем не менее, его люди дали понять, что пойдут на Версаль под его руководством или без него. Послав вперед курьера, чтобы предупредить короля и Ассамблею о своем приходе, Лафайет нерешительно занял свое место во главе колонны и повел 15 000 человек под проливной дождь. Но не успели национальные гвардейцы покинуть предместья Парижа, как толпа пуассарцев уже была в Версале.
Осада Версаля
Толпа, измученная после шестичасового марша под дождем, была радушно встречена местными магистратами, которые предложили им вина. Им было запрещено входить на территорию дворца, которую охранял Фландрский полк, поддерживаемый швейцарскими гвардейцами, хотя в зал, где заседала Ассамблея, их пустили. Сотни усталых и промокших под дождем пуассарцев развалились на скамьях в зале, опираясь своими грязными дубинками и ножами на законодательные документы.
Как предполагаемый лидер толпы, Майяр был приглашен депутатами назвать причину марша. «Аристократы хотят, чтобы мы умерли от голода», – ответил он, после чего заявил, что мельник получил взятку в 200 ливров, чтобы не делать хлеб. Призывы возмущенных депутатов назвать имя мельника были пресечены женщинами, которые заявили, что пришли воспользоваться своим правом отзыва депутатов, как подчеркивал философ Руссо.
Возбудившись, некоторые женщины начали выкрикивать антиклерикальные лозунги в адрес архиепископа Парижа, а одна женщина отшлепала священника, протянувшего ей руку для приветствия, огрызнувшись: «Я не создана для того, чтобы целовать лапу собаке». Толпу удалось успокоить только благодаря речам депутатов, таких как Робеспьер, которые заявили о своей солидарности с их бедственным положением. Как только пыл толпы утих, председатель собрания Мунье пообещал, что делегация отправится на встречу с королем.
Людовик XVI, который был на охоте, только вернулся во дворец. Он встретил делегацию из шести женщин, избранных толпой. Представителем делегации была Пьеретта Шабри, 17-летняя девушка, выбранная за ее вежливую манеру речи и «добродетельную внешность» . Однако, в присутствии короля Шабри, видимо, перестала нервничать, так как упала в обморок у его ног.
Действуя быстро, Людовик приказал принести нюхательные соли и помог Шабри подняться. Этот акт отеческой доброжелательности, казалось, смягчил нрав толпы. Оказав помощь Шабри, Людовик пообещал делегации, что прикажет доставить в Париж продовольствие из королевских магазинов, и еще больше продовольствия будет в пути. Хотя это успокоило некоторых участников марша, например, Майяра, который вернулся в Париж, большинство других остались недовольны.
Также рекомендуем
Примерно в это время, в 6 часов вечера, в Ассамблею прибыл курьер Лафайета с известием о том, что армия движется на Версаль. Размышляя о том, как удовлетворить оставшихся участников марша и национальную гвардию, Людовик XVI встретился со своими министрами, чтобы обсудить дальнейшие действия. Он решил не бежать, а уступить и окончательно ратифицировать как августовские декреты, так и Декларацию прав человека. Он надеялся, что того, что было для него огромной уступкой, будет достаточно, чтобы удовлетворить народ и позволить ему остаться в Версале. У людей Лафайета, похоже, были другие планы.
Приезд Лафайета
Сразу после полуночи Национальная гвардия маршировала в Версаль в шесть рядов; «их численность была настолько велика, что даже при двойном марше им потребовался час, чтобы пройти». Многие из них, особенно те, кто поклялся защищать короля, уже приняли решение забрать королевскую семью с собой в Париж, освободив их из лап своих непатриотичных телохранителей. Королевские гвардейцы, вероятно, осознав, что им угрожает опасность, удалились на свои посты на территории дворца.
Лафайет впервые обратился к Национальному собранию, пообещав, что у него нет никаких скрытых мотивов и он прибыл только для того, чтобы обеспечить безопасность короля. Он заверил их, что спокойствие будет восстановлено, если Фландрский полк будет отослан и если король сделает еще один сочувственный жест в сторону революционной кокарды. Затем он покинул Собрание и в одиночестве направился в королевские апартаменты.
Также рекомендуем
Когда он шел, его толкали королевские придворные, которые кричали ему вслед: «Вот и еще один Кромвель!». На это Лафайет якобы ответил: «Кромвель не пришел бы безоружным». Возможно, чтобы развеять представление о себе как о начинающем диктаторе, Лафайет приветствовал короля, встав на колени и драматически провозгласив: «Я пришел, чтобы умереть у ног Вашего Величества».
После драматического представления Лафайет посоветовался с королем, сказав, что будет безопаснее, если он в сопровождении Национальной гвардии вернется в Париж. Людовик XVI пообещал генералу, что обсудит это со своей семьей и даст ответ утром. Усталый, Лафайет вернулся, чтобы доложить об этой встрече Собранию, после чего удалился в дом, принадлежавший его деду, и рухнул на диван.
В Париж
В 5:30 утра 6 октября вооруженная группа людей пробралась на территорию дворца и ворвалась в королевские апартаменты в Кур-де-Марбре. Охранник позже заявил, что нападавшие преследовали королеву, крича, что они хотят «вырвать [ее] сердце… отрубить ей голову, сделать фрикасе из печени».
Удивленный стражник открыл огонь по наступающей толпе, прежде чем они навалились на него и убили. Второй стражник успел вовремя предупредить королеву, прежде чем он тоже был убит. Выбежав босиком из своих покоев, Мария Антуанетта кричала, чтобы кто-нибудь спас ее детей, и бежала в их поисках, пока толпа прорывалась через дворец, призывая к ее смерти.
Также рекомендуем
Прежде чем толпа успела причинить вред королевской семье, ее остановили национальные гвардейцы под командованием Лазаря Хоше (1768-1797), впоследствии героя революционных войн во Франции. Люди Хоша увели королевскую семью подальше от опасности, в то время как толпа выставляла на пиках отрубленные головы двух убитых гвардейцев.
Лафайет был разбужен и поспешил на помощь королевской семье. Тот факт, что он спал во время этого жестокого дела, запятнал его ранее прославленную репутацию, так как парижские газеты позже насмешливо называли его «генералом Морфеем», ссылаясь на греческого бога сна.
Прибыв во дворец, Лафайет сначала успокоил напряженные отношения между своими национальными гвардейцами и королевскими гвардейцами, а затем обратился к королю и королеве. Он сказал им, что те должны приветствовать толпу с балкона, и это предложение привело в ужас королеву, которая незадолго до этого чуть не была убита ими. С утешительными словами генерала королева вышла на балкон вместе с королем и их детьми. Реакция толпы была вялой, пока Лафайетт, всегда бывший шоуменом, не прикрепил трехцветную кокарду к шляпе королевского телохранителя, после чего низко поклонился и поцеловал руку Марии-Антуанетты.
Это представление принесло свои плоды: толпа бурно аплодировала, скандируя «За Париж!». У Людовика XVI, казалось, уже не было выбора. Смирившись со своей участью, он объявил: «Друзья мои, я отправлюсь в Париж с женой и детьми… Именно любви моих добрых и верных подданных я доверяю все самое дорогое для меня!».
Три часа спустя массивная процессия отправилась из Версаля; Лафайет оценил их численность в 60 000 человек. Во главе шествия шли национальные гвардейцы, состоявшие из королевской семьи и придворных, членов министерства Неккера и депутатов Национального собрания. Сзади шел обоз с повозками, наполненными мукой и хлебом. Женщины шли рядом с караваном, радостно крича и распевая, что они везут в Париж «булочника, жену булочника и парня булочника!». Это, конечно, относилось к королю, которого часто называли первым пекарем королевства.
В Париже королю вручили ключ от города и проводили во дворец Тюильри, где он и его семья отныне должны были жить. Ассамблея разместилась в заброшенной школе верховой езды на соседней улице от Тюильри. Там они провозгласили, что Людовик XVI больше не будет носить великий титул короля Франции и Наварры, который обозначал его как абсолютного монарха, правящего по божественному праву; отныне он должен быть просто Людовиком XVI, королем французов.
Хотя Франция официально стала конституционной монархией только после принятия Конституции 1791 года, для всех намерений и целей Древний режим умер в тот день, 6 октября 1789 года. Символично, что Версальский дворец уже был заколочен, на воротах были установлены массивные железные замки, а для отпугивания мародеров выставлена охрана. Как отмечает историк Саймон Шама, «Версаль уже превратился в музей».
Рекомендуем также:
